Ася молчит. Да и я хорош - поддался на бабские уговоры! Тут без машины шагу не ступить. Мы ждём. Собака часто дышит с вывалившимся языком. Потом, как бы лениво, с трудом она поднимается и мы идём обратно на базу, поминая негостеприимного шерифа.

Ася молчит. Да и я хорош - поддался на бабские уговоры! Тут без машины шагу не ступить. Мы ждём. Собака часто дышит с вывалившимся языком. Потом, как бы лениво, с трудом она поднимается и мы идём обратно на базу, поминая негостеприимного шерифа.

К вечеру выясняется, что я сгорел на солнце - все места, не защищённые майкой стали пурпуровые и полыхали огнём. Идём в бассейн, я долго плаваю, а когда возвращаемся, выясняется, что у нас появились соседи!

5

Шагнуть из запоя в трезвость, как впервые шагнуть с 10-метровой вышки. Утром я допил последнюю рюмку и заснул, но уже через час почувствовал пульсацию электрического тока прямо под сердцем. Выпил таблетку снотворного. Американское снотворное, то что без рецепта, изготовлено по принципу "абы чего не произошло", поэтому для перевозбуждённого отходняком организма оно , как слону дробина - успокаивает минут на двадцать, но потом начинается другой отходняк - уже от самого снотворного. После третьей таблетки "пи-эм"[1] я понял, что прыжка в Ниагару сегодня не получится. Напялил шлёпанцы, выбрал чистую майку и попёрся к зеленщику. Зеленщик наш, добрый малый из Индии, хотя на индуса вовсе не похож, скорее на наших кавказцев. Они открыли овощной магазин на месте бывшего русского, который был сначала "Наталья", потом стал "Чиполлино" с соответствующей вывеской - герой советского мультика улыбается интернационалу нашей улицы и подмаргивает одним глазом. Однако самого босса в такую рань в магазине не оказалось. Был только рабочий, он и снабдил меня шестью баксами. В нашем гастрономе я попросил хозяина найти мне жидкость с наивысшими градусами - там десятки этих "мальт ликерз", бурды несусветной. На шесть баксов получил две 700-грамовых банки то ли малинового, то ли бананового сиропа с содержанием этила аж 12 градусов! Якобы степенно, я принялся за банку этой отвратительной патоки. Уже после второго глотка я просто осоловел и впал в сонное состояние. Так и дремал под журчание компьютера. Проснувшись, делал глоток, закусывал жареной семечкой подсолнуха и впадал в эдакую краткосрочную нирвану, время от времени поглядывая на часы. Зеленщика надо было додавливать. В 10 утра я швырнул пустую банку в мусорное ведро, полную поставил на принтер и пошёл на дело, предварительно побрившись и почистив зубы. Наверх одеколон "Джон Варватос". У зеленщика глаза расширились при виде меня, но он быстро взял себя в руки и изобразил доброжелательную улыбку.

- Я тут одолжил у твоего рабочего шесть баксов, - начал я не спеша.

- Да, я знаю, - ещё не понимая, ответил зеленщик.

- Мне надо ещё двадцать четыре. Отдам нескоро, но отдам, ты знаешь.

Молодчина, зеленщик тут же распахнул кассу и выдал мне заветную сумму.

Дальше всё, как по нотам: ликёрка, три пинты, "Лявониха".

Сердобольная Ева укоряет меня:

- Вадик, что же ты с собой делаешь!!! Посмотри на себя в зеркало!!!

- Ева, бананов у вас больше нет?

- Ох, жалеешь ты себя, Вадик, слишком сильно жалеешь, - вздыхает честная Ева, а я вспыхиваю от этой правды.

- А кто ж нас, алкашей ещё пожалеет? Везде гонения, даже дома! Всё что мы делаем - употребляем напитки, которые легально, - я громко, чуть ли не ору слово "легально", - продаются в магазинах! Ну скажите, Ева, почему такой заботой окутывают наркотов? Ну чем они лучше? Для них клиники, курсы реабилитации, устройство на работу, а нам - только битьё по голове!!! Ну почему пидары добиваются социальных привилегий? Почему у них парады гордости, а мы должны валяться в подворотне без копейки на жалкую пинту, что бы снять боль? Кстати, левшей это тоже касается: все бытовые предметы созданы для праворуких, а я между прочим не только алкаш, но и левша! Скажите, Ева, где наши права? Или у нас единственное право - годами не пить и вкалывать, как папа Карло?

Ева не перечит.

Я выпиваю, но легче не становится. Выпиваю ещё. Ева делает мне компресс на голову. Становится легче, и всё-таки водка достигает нужные слои мозга. Мчусь домой мыться, ибо весь покрыт липким слоем посталкогольного пота, в котором собрана, пожалуй, вся таблица Менделеева. Рассказывали, что меня, сонного, облизывала Люська, а потом спала сутки без задних ног!

- Ты, мудак, собаку отравишь со своей выпивкой! - орала потом Ася, но это уже было потом...

Пока же был день без мозгоёбки и насилия, как из вне, так и над самим собой. Я нашёл в Интернете фильм "Мальчиш-Кибальчиш" и с удовольствием рассматривал цвет, композицию и построение кадра, полностью абстрагировавшись от политического содержимого. Похохотал от души от плохишовского "что дашь - скажу!" Ну не делают сейчас так качественно кино. Ладно, Голливуд просто ушёл в иное измерение и по технике их просто уже не догнать ни кому. Но наши-то могли бы как-то поддержать традицию, ведь какая была наработана школа! Потом, в который раз, смотрю "Облачный атлас" и прямо млею, когда синтетическая работница ресторана бьет в челюсть распоясавшегося недоросля, говоря при этом единственную фразу, которую она случайно услышала по сломанному видеомагнитофону: "Я не потерплю преступного ущемления моих прав..." Закрываю глаза, представляю Асю со стальным клювом, сжимаю кулаки и бормочу вслед за фильмом: "Я не потерплю..." Фильм гениальный, как и роман, по которому он снят и хочется подражать, но попробуй уложи шесть сюжетных линий, я тут и с двумя еле справляюсь!


6

Оказывается, они и не уезжали ни куда, странная пара - он, высокий худощавый мужик в возрасте, как потом выяснилось, глухой от рождения и она - пожилая женщина невысокого роста с детства с атрофированными ногами. Они пасли внука всё лето, а потом решили отдохнуть ещё недельку - уже от внука. Виля и Лиля, как-то не принято тут в Штатах расшаркиваться по имени-отчеству. То, что он глухой, я узнал уже к концу нашего знакомства, ибо говорил он внятно и не орал, как бывает у глуховатых, а понимал он по губам, что для меня было не в новинку.

Мы занялись приготовлением ужина, и я уже было сложил дрова в мангал для будущего костра, когда появилась Лиля на уилл-чэа и восхищённо попросила:

- А можно Битлов погромче сделать?

Я удивился, потому что , как правило, соседи обращаются с как раз противоположными просьбами, что бы их священному покою ничего не мешало. Я врубил комп на всю возможную мощность, гулко заухал субвуффер, аж стёкла в домике задребезжали! Белый альбом залихватски помчался по верх деревьев в даль, смешивая буйную энергетику 60-х с вечной энергетикой гор. Видимо неспроста именно тут и проходил знаменитый Вудстокский фестиваль!

Соседи наши тоже затевают костёр и немного погодя Виля приходит и приглашает нас поужинать вместе. Мы, конечно, не против, мы даже очень за. Собираем кое-какую закуску, я беру оставшуюся пинту водки, берём Люську на поводок и идём "в гости" - аж через два домика!

Начинаем лихо! Они пьют, не стесняясь и без оглядки, как мы. Закусываем, пока костёр прогорает и Виля выкладывает заготовленные заранее шашлыки. Я терпеть не могу жарку и готовку на костре ночью, потому что обязательно либо мясо будет сырое, либо банально сгорит, третьего тут не дано. Однако, я знаю и другое - сколько в мире людей, столько и методик жарки шашлыка, и каждый уверен, что у него самая правильная система. Раньше я вымачивал мясо в уксусе с луком, перцем и лавровым листом. А что ещё? При СССР ничего больше и не было! Ну не в киви же, как кто-то подсказал доверчивой Асе!!! Хотя, как не смешно, киви разъедает мясо ещё похлеще уксуса, и оно получается слишком мягким, чуть ли не переваренным. Водка даёт о себе знать. Виля возится с шашлыками, подсвечивая фонариком, а Лиля заводит историю собственной жизни. Я слушаю в вполуха, тоскуя о скудности и незначительности моей последней пинты. Они из Талина. Она от рождения без ног. Училась в специализированном детском доме, потом работала по бухгалтерской части. Виля же знал её чуть ли не с детства и очень любил. Так они и поженились, но детей ей врачи категорически запретили иметь. Но какие тут запреты! Родила она двоих - сына и дочку, а у сына уже свой сын - внук - вот он и снимает им у Лёли на всё лето домик, что бы смотрели ребёнка, а ребёнок был на свежем воздухе. Сколько платит? Пять тысяч за два месяца, но сейчас за неделю Лёля с них не берёт ни чего. Они и вещи свои не забирают, просто консервируют домик на зиму, потом немного надо просушить, и всё. Тем временем поспевают шашлыки и Виля передаёт дымящееся, с огня мясо на стол. Выпиваем. Закусываем. Дымок стелется от затухающих углей, пахнет походом, студенчеством, пахнет пионервожатой Танькой Рыбкиной, которую я трахнул у затухающего костра в Анапе на плавнях в 80-м году.

Неожиданно Люська бросается в темноту, ненадёжная верёвка лопается и она вместе с поводком мчится к дому напротив и там злобно рычит. Я бегу за ней и успеваю наступить ногой на поводок. А под домом, который стоит высоко на сваях я вижу в темноте два голубых глаза-огонька. Но не понять какие они - злобные, или трусливые, и что за владелец этих огоньков?

- Это барсук, или ракун, - кричит с порча Лиля. Ракун - это енот по здешнему, и все русские почему-то енотов зовут ракунами, как будто от этого они ( ну не еноты же!) вмиг заговорят на гарвардском английском!

Я тащу упирающуюся Люську обратно и привязываю коротко, но уже надёжно. Она глубоко дышит, и делает тщетные попытки освободиться. Выпиваем ещё. Я закончил пинту и Виля подливает мне из своей безразмерной бутыли с ручкой. Я даже не знаю , там два, или три галлона! И тут разгорячённой Лиле приходит в голову сумасбродная идея:

- А давайте пойдём все в бассейн!!!
- А не поздно, - пасует Ася.
- А что нам мешает, - говорит Виля. Он явно потакает своей жене-инвалиду, и потакал так всю жизнь… Он грузит Лилю в уилл-чэа и мы спускаемся с горки к бассейну.

Она не стесняясь, раздевается до нижнего белья - рейтузы и какой-то чуть ли не совдеповский лифчик огромного размера, Виля берёт её на руки и по частым ступенькам спускается в мелководье, огороженное для детей. Лиля хохочет пьяным голосом и болтает малюсенькими ножками, скорее похожими в темноте на рыбий хвост. Плывёт она уже сама, но Виля всё время на стрёме, как матрос-спасатель в каком-нибудь приморском пионерлагере. Мы с Асей даже не думаем лезть в воду. Она по причине стеснительности, я - по причине врождённого мерзлячества.

Наконец, Лиля накупалась и стала капризной. Виля её успокаивает, вытирает, одевает и везёт в кресле домой. "Устала, - шепнул он мне на ходу, - я зайду к вам утром".

И действительно, ни свет, ни заря, он постучал нам в двери.



7

Ранним утром я допил приторный "мальт ликёр", догнался снотворной таблеткой, и ушёл в ломку. Если я решаюсь на что-то, я решаюсь основательно. Самое страшное в этой ситуации для меня спазмы внутренних органов и рвота пустым животом. Однажды я так извергал из себя нутро, что заработал пупковую грыжу - с треском рвущейся бумаги кишка проскочила через слабое место[2] - пупок. Мой тогдашний партнёр и друг, Женька - патологоанатом - сказал, что от такого можно и концы отбросить! Поэтому грыжу я берегу и лелею, а при рвоте, или перенапряжении просто держу двумя руками, что бы стенки брюшины не разошлись окончательно. В бытность, когда у меня ещё была страховка, я ходил на консультацию к хирургу, но оказалось, что нужно имплантировать какую-то перегородку в брюшину.

- Вы мне рекомендуете, док, - спросил я молодого индуса.
- Это как ты сам захочешь, дружище! - ответил док с вопиющим акцентом, что и не ясно было - как он умудрился закончить медицинскую академию!

Я подумал, и "не захотел" инородное тело в своём организме. Этим ишакам абы деньги вытрясти со страховки - вся суть американской медицины, а если что - у них всё застраховано, скажут, "ай эм сорри"[3], а моя жизнь одна и она моя!

На удивление, ломка пошла довольно мягко. Я взял с полки "Киндл"[4], но оказалось, что экран снова посыпался! Я с дуру рассказал про это Асе и тут же поимел головную боль на ближайшие пол часа, мол какой я раздолбай и мудак, что гроблю уже четвёртый "Киндл". Ну как гроблю, начал было я парировать, что ж купить и не пользоваться? Мы ж его и берём, что бы гробить! Наконец, буря в стакане затихла, я выбрал книжку с полки - своих вечных Олдей[5], их ранние романы из серии "Бездна голодных глаз" и погрузился в чтение, стараясь, не думать о боли.

Олди пишут образно и сложно, от образов кружится голова, и накладываясь один на один, они создают в затуманенном сознании волшебную ауру. И вот, вроде бы ты читал, а тут ты уже видишь прочитанное в действии, рубятся насмерть воины, плоскости миров пересекаются, волшебство становится реальностью, и сам ты во всю действуешь в этой круговерти страстей и событий! Просыпаешься от укола шилом под лопатку. Сердце трепещет, как пойманная птица, липкий пот заливает глаза. Верная Люська лижет лицо, хмелея от ядовитых выделений. Я глажу собаку, закрыв глаза, и заставляю себя почувствовать облегчение, хотя его нет на самом деле, а самое страшное впереди. Снова погружаюсь в чтение. Перекрёстки миров, великолепный Сарт - то ли демон, то ли человек, создатель мифов, попадает в труднейшие передряги со своим другом - соколом, строптивой и агрессивной птицей. Боги просят, умоляют его создать миф, ибо без мифов они теряют веру людей в них…

Впереди ночь. Глюки начинаются ночью, в тишине, поэтому ночью я не сплю, а днём ловлю для сна любой момент.

- Собирайся! - это Ася зовёт идти гулять с собакой. Я послушен и не перечу. Надо надеть сандалии. Так. Вот они. Наклоняюсь и падаю, ударившись об ручку кресла.

- Осторожно! - констатирует факт Ася. Я молчу, не комментирую.

Уже темно, и я не стесняюсь опухшей рожи, залитой потом. Ася ведёт собаку, потому что я полностью раскоординирован, и задача этих прогулок дать импульс кровотоку и сменить застоявшуюся в мышцах кровь с токсинами и ядами. Запой - это не просто большие возлияния во время пьянки. Запой это огромный труд по уничтожению себя самого. Это путь к смерти, а потом обратно - к жизни, если хватит сил. Отравлен не только желудок и кишечник, тут не обойтись промыванием, чаем, баней. Отравлена каждая клетка организма, а учитывая мой вес этих клеток у меня в два раза больше, чем было в молодости!

- И что это за "послезавтра"? - Ася начала разборки полётов, и хотя мне сейчас не до разборок, я отвечаю.

- Господи! Это же из "Улитки на склоне"! Там один из героев всё время говорит "уходим послезавтра", это шутка, пиранийка ты моя, шутка!!! А ты что подумала!

- А я просто из-за тебя в отпуск не попаду!

- Попадёшь. Дай мне ещё день. Ты видишь, иду ровно. Пусть немного морда выровняется.

- Любуйся!!! - Ася достает телефон и включает видео. На экране моя опухшая, небритая морда. Вся в слезах. Красными глазами я смотрю в камеру, а камера бесстрастно фиксирует пытку:

- Ты когда бросаешь пить?

- Послезавтра, - бормочут чуть треснувшие губы.

- Но почему послезавтра!!!

- Вы полуграмотные животные, - бормочет голова в мониторе, и мне приходится смириться с мыслью, что это моя голова.

- Кто это "вы"?

- Вы не читали Стругацких… Вы… Вы… - и голова начинает рыдать, извергая алмазы слёз.

Кадр обрывается.

- Как? - жестоко спрашивает Ася.

Увиденное мне не нравится, я молчу.

- Дай мне один день, - говорю я дрожащим голосом, - хотя бы один.


Но дня и не потребовалось…

8

Ни свет ни заря он действительно постучался к нам в дверь. Я ещё не ложился, а Ася проснулась на удивление легко и быстро.

- Едем на рыбалку, - прошелестел Виля, как будто у нас дети малые спали по палатам.

- Я еду! - встрепенулась Ася.

- Ну, значит я остаюсь с собакой, - сказал я, как бы обречённо, хотя на самом деле вовсе не горел желанием торчать у воды и убивать, хоть и холодных, но всё-таки живых рыб.

Они вернулись после обеда с уловом! Я никогда не видел Асю такой счастливой, а отношения с этой парой у нас восстановились прямо дружеские. На пару с Лилей они обработали рыбу, аппетитно заскворчало в сковородке, Виля достал свой нескончаемый бутыль с водкой. Выпили. Свежую рыбу я есть не смог: организм отторгал только что бывшее живым.

Виля часто выезжал за пределы кемпинга по каким-то мелким Лилиным поручениям, и всегда приглашал Асю, спросив, не надо ли нам чего-то. Таким образом, Ася осмотрела все окрестности, побывала и на рынке , и в супермаркете и на сельхозбазе в самом Монтиселло … И очень скоро вы убедитесь, что существует связь времён, и всё было не напрасно!

Однако, пришёл день прощания. Расставались легко, без обмена телефонами - авось, и встретимся когда-нибудь, а нет - на нет и суда нет. И было это правильно, хотя немного грустно.

Оставшись одни, мы вновь занялись творчеством, а я в придачу активным посещением бассейна, дабы выхмелялся, и больше и думать не смел о выпивке!

9

Я встретил рассвет в полном здравии, если не обращать внимание на двухсуточную бессонницу и красные, режущие глаза. Всю ночь мне чудилось, что Ася с кем-то говорит по телефону, я мог даже повторить сказанное ей, но каждый раз, когда я заглядывал в спальню, оказывалось, что она спит. Иной бы чокнулся от таких метаморфоз, но я опытный, привык, и поверьте - это не самое худшее из области глюков! Бывало, тут , у меня на кровати сиживали три тётки и упорно корили меня, я гнал их прочь, но они лишь подло хихикали. Из потолка прорастал синюшный младенец. Он молчал, но очень пристально на меня смотрел. В таком состоянии грань между сном и видениями наяву очень зыбкая, и жутко становится от реальности этого как бы небытия! Я оказался в пустой квартире моего деда в Минске, на Мясникова-78. Из мебели стояло трюмо, на трюмо старый телефон из тяжёлой ломкой чёрной пластмассы. Я снял трубку и позвонил другу детства Юрке, как ни странно , он взял трубку и я пригласил его в гости. Потом я стал шарить по карманам в поисках денег, но денег не оказалось! В растерянности я стал обводить взглядом комнату и тут же, под трюмо обнаружил пять целёхоньких бутылок портвейна! Дело оставалось за закуской! "Ничего, Юрку отправлю," - подумал я. Вдруг я почувствовал какое-то движение. Стремглав я залетел в ванную, там стояла огромная скульптура какого-то африканского божества. Головой фигура доставала до потолка. На крючке висело большое банное полотенце и под полотенцем кто-то прятался. "Батя!" - понял я, увидев знакомые кроссовки с характерными потёртостями. Резким движением я сорвал полотенце…

Ослепительная пустота… Никого. Даже кроссовки исчезли.

Я окончательно проснулся с тоской на душе и болью в сердце. Хотелось бежать обратно, в сон, найти отца, и вытащить с того света! Но реальность была однозначна и сурова. Я один… Один. Ну какой же я один! Есть Ася, Люська, дети, внуки, в конце концов! Две тёщи нынче у меня!

Эхххх!!!

За окном уныло дребезжал чахоточный рассвет, предвещавший днём адово пекло. Запели неугомонные птицы. Солнце поморщилось, невидимое пока за горизонтом, и чихнуло во всю жаркую пасть особо мощным протуберанцем, тот спустя минут 10 достиг верхних слоёв стратосферы, обволок собой Планету, просачиваясь в озоновые дыры, и затем, проникая везде, даря всему живому активность и нервозность!

Я не должен был сегодня подняться, но я поднялся, видимо, подстёгнутый протуберанцем, или чёрт знает ещё какими силами - может быть ответственностью, или силой воли, но это уж слишком мистично! А может быть это Асина любовь и боль подстегнули меня? Может быть… что движет Солнце и светила…

Болело всё разом, но не штормило, координация после вчерашней прогулки восстановилась. Жажда деятельности обуяла меня - чёртов протуберанец уже поселился в крови. Я зашёл в спальню к Асе и тихонько потрогал её за большой палец на ноге.

- Говори, - тут же отозвалась она, как будто только и ждала, что я заявлюсь в шесть утра.

- Уезжаем сегодня. Давай собираться. Ты командуй, я всё буду выполнять.

- Собирай грязное бельё, - получил я тут же первое задание.

И начался наш отпуск!!!

Мы упаковали два мешка грязных вещей, и я оттащил всё это в ландромат[6], где Ася осталась стирать. Я вернулся домой, бормоча под нос фразу Стругацких, которая так оскорбила Асю: "Выходим послезавтра…. Выходим послезавтра… Выходим…."

Зашёл в Ютюб, нашёл ролики с Эй-си-Ди-си времён Бона Скотта и был просто поражён энергетике и таланту! Никогда я не жаловал этих парней, а тут просто легло на сердце! Видимо, солнечная группа, протуберанцевая!

Пока Ася стирала (далась ей эта стирка!), я силой влил в себя литр крепкого кофе, пропотел, вымылся и побрился до глянцевого сияния. Протуберанец бил из под кожи, из глаз, бликами переливался на лысине, задавал внутренний жар и непреодолимое желание действовать.

Наконец, Ася справилась со стиркой и мы помчались брать на прокат машину. Прокат, где мы договаривались и уже сделали калькуляцию, был закрыт. Да и вообще вся наша Кони Айленд авеню казалась удивительно пустынной. Вскоре мы узнали истинную причину происходящего от моего знакомого заправщика на углу Фостер. Оказывается, сегодня Рош Ашана, еврейский Новый Год, будь он неладен! Я давно привык к этой нью-йоркской неразберихе с религиозными праздниками. Еврейские праздники - сущее наказание. Они долгие, просто нескончаемые в это время года. И хотя в бизнесах могут работать и не евреи, но евреи - владельцы многих бизнесов, соответственно весь Нью- Йорк пляшет под еврейскую дудку. Тут я впервые вспылил:

- Ты же ходишь на работу, смотришь телек! Ну как можно было прозевать ЭТО??? Ну и где мы сейчас найдём тачку? Тут же всё повязано жидами!!!

Однако, оказалось, что не всё. Из пяти прокатов авто вокруг нашего дома, один оказался вменяемым - "Херц". Молодой парень азиатской наружности встретил нас приветливо, но начал, хитрец, издалека, как истинный торговец не называя цену, но нахваливая преимущества Херца и сообщая о дополнительных услугах.
- Дружище, - остановил я его, - нам надо ёмкий и недорогой автомобиль на две недели. - я был весь мокрый от пота, и дружище, глянув на меня тут же предложил мне стакан воды. Я не отказался. Выпил ледяную воду залпом, и вдруг понял, что нет обычного для таких моментов страха, что голос почти не дрожит, а парень вовсе не видит во мне наркомана, а просто тучного мужика за пятьдесят, которому жарко в этом раннесентябрьском бруклинском смоге!

В конце-концов сумма оказалась кругленькая: 1250 долларов США! Я скривил рожу, ведь контора, куда мы пошли изначально, обещала нам 620.

- От себя лично я могу снять 100 долларов, - сказал парень.

- Окей, уже лучше… Может быть нам страховку взять попроще?

- Конечно, можно, но я не советую. Мало ли что произойдёт в дороге. С полным покрытием вы не рискуете ни чем - что бы ни произошло , всё покрывает страховка, а в противном случае - суды, ходьба по инстанциям…

- Хорошо. Можно посмотреть машины.

Он вывел нас в холл и показал на выбор две машины. Я выбрал белый "шеви", ибо был он больше и мощнее, чем небольшая "хонда". Остальное заняло сущие минуты. И вот мы впервые за нашу американскую жизнь едем на собственной (пусть и временно!) машине!

Однако, время поджимало, потому что я хотел попасть в кемпинг засветло, не особо доверяя своему нынешнему состоянию, а ещё нужно было собрать вещи, всё спустить с 5-го этажа, загрузить в машину!

- Ну что в Костко[7]? Пусть собака посидит дома? - спрашиваю я Асю об очевидном.

- Поехали! - машет она рукой.

Костко - огромный ангар по продаже всего и вся мелким оптом. Попадая сюда, человек немедленно становится зомби, то ли от воздуха, то ли от каких-то тайных электроволн. Больше всего народ напоминает мне стадо баранов-роботов. Искренняя озабоченность излучается из глаз пасущихся, они внимательно осматривают бесконечные полки и стеллажи, что-то берут в огромную коляску, куда при желании можно поместить полутонного хряка, а на нижнюю полочку - всё его потомство, но что-то выкладывают за ненадобностью. Это американский стиль жизни. Многие сюда приезжают просто потусоваться. Ушлые китайцы закупают продукты для своих лавок - берут ящиками, продают по одной баночке. На каждом углу стоят лотки с горячей едой за бесплатно. Тут можно попробовать то, что стоит в красивых коробках в холодильниках. Если это из японских морепродуктов, я советую быть осторожнее: я как-то раз чуть не блеванул от некой морской капусты. Костко хорош тем, что можно сдать всё обратно в течении трёх месяцев. Ходила хохма, что кто-то привёз сдавать пол арбуза - мол, несладкий, и что вы думаете? Приняли обратно! Мы сдали лишь однажды фотоаппарат Кэнон Ребэлл Ти-2-Ай, он показался мне хлипким и ненадёжным.

В Костко мы давно научились брать лишь необходимое: сухофрукты с орехами, банка майонеза, соль, сахар, яйца, две курицы от звучной фирмы "Пердю", говядину на шашлык средней цены ( 5 баксов за паунд), свинину на гриль, лук, картошка, сыр, булочки и круасаны. Всё! Чего не хватит, доберём там, мы ведь теперь с машиной!!!

Нам везёт - находим парковочное место прямо напротив нашего дома. Частично Ася уже собралась. У неё всё записано на бумажках и разложено по ящикам.

- Ты знаешь, говорю я, - толку там от лап-топа? Всё равно мы на машине. Возьму-ка я наш новый комп, он мощный, а на лап-топе я ни черта не смогу работать с фотошопом.

Ася разводит руками: мол, вольному воля! И я принимаюсь за разборку и упаковку компьютера -монстра, который недавно купил по случаю с рук у дочки моего Интернет-друга, Грузчика. Компьютер - зверь, он в буквально прямом времени редактирует сырые файлы RAW, да и с TIF не сильно напрягается. Кому не ясно, скажу образно: приобрёл я силача неимоверной силы!

Люська взволнована. Она всегда остро чувствует изменения в доме, а уж если дело доходит до переезда на новое место, тут начинается просто паника! Она почему-то воображает себе, что мы её оставим, хотя повода для таких мыслей мы не давали никогда. Приходится каждый раз брать её с собой. Она обнюхивает новую машину, и всё норовит запрыгнуть на заднее сидение - ведь она собака таксистская, с мальства она приучена к автомобилю и ездить очень любит. Наконец, мы поднимаемся за последними вещами.

- Присядем, - говорит Ася, и мы садимся - Ася на корточки, я в кресло, Люська на коврике. Проходит, наверное, минута. Нет, ничего не забыли, а если и забыли - купим уже там, в Монтиселло, ведь мы теперь с колёсами!

- Ну, с Богом!

Солнце запускает новый протуберанец мне в душу, руки привычно ложатся на руль, руль слушается, мастерство не пропьёшь!!!

10




Собака улыбалась, как пожилая учительница на групповом снимке последнего в её жизни выпускного класса. Клейкая слюна стекала с собачьей пасти, она поводило носом на все четыре стороны ветра и остро чуяла в кустах, как минимум снежного барса!

Простите, это в который раз мы тут? Монтиселло слилось в одну временную цепочку в моей памяти, и теперь я не деференцирую, что и в какой заезд происходило. Просто это - параллельная жизнь, отличная от обыденной. Это вечные две недели, которые не замкнулись в кольцо, но единой прямой уходят в бесконечность! Подобное чувство я испытывал, когда ещё в 90-х прилетал в Минск. На второй день казалось, что и не было никакой эмиграции: так же не просыхала вечная лужа по дороге в гастроном, в гастроном е так же пахло хлоркой и сырым мясом, то же пиво и те же копчёные лещи почему-то в овощном магазине, те же соседи с теми же вопросами, или с тем же безразличием. Вернувшись в Бруклин, я с тоской погружался в будни, удивляясь, что наверное Минск мне только приснился. А тут… Вечная осень. Праздник красок. Горный воздух, и главное - горная вода, от которой всё тело становится по особенному гладким, исчезают надоевшие больки и царапины, а голова обретает покой, умиротворённость и рассудительность, обстоятельную, неторопливую.

Посёлок пуст. Уехала даже Лёля, потому что у них в семье трагедия - муж серьёзно болен. Теперь надо всё время проводить с ним в больнице. Вечер. Догорает костёр. Не слышно отдалённого лая, нет гогота домашней птицы, не веет в воздухе запахом жжёной листвы. Всё стерильно. Лишь сухо кашляет какой-то абориген, из коттеджа, который где-то невидим за горами, за лесами, неправдоподобно далеко для такой слышимости

- Из-за леса, из-за гор показал мужик топор! - декларирую я, и хохочу от души. Ася молчит, потому что не помнит развязки этой частушки.

Мужик кашляет громче, и я просто корчусь, представляя, как сейчас из-за леса покажется топор, привязанный, извините, к хую - но из песни слова не выкинешь! - и как отреагировала бы на это Ася.

Ночь.

Как стерильная пища вызывает бурное ожирение тела, стерильная тишина вызывает ожирение сна! К Асе приходит покойный отец, но о чём говорили, она не помнит по утру. А Люська куда-то мчится, счастливая, и улыбается всё своей будкой губ!

Я перебираю старые рукописи. Торопливый - мой - почерк, жёлтая - самая дешёвая - бумага. Это был , конечно, царский подарок от Её Величества Случайности!

Ася спит.

Люська храпит, как маленький лев.

На кухне закипает чайник, дребезжа крышкой.

Я вожусь с фотошопом. Пробую разные фильтры. Пробую всё, до чего раньше руки не доходили. Когда надоедает, я ложусь с Библией и читаю пророка Исаию. Потом просматриваю текст и натыкаюсь на самые последние листы, написанные ещё в Нью-Йорке…

Перебираю страницы... Бред какой-то... Но красивый бред!

Ну всё, довольно с меня футуризма!

Я выпрямляю спину, прогибаюсь, закинув руки за голову, и вздрагиваю: в зеркало, я вижу отражение окна, а в окне – на меня смотрит девочка-первоклассница в неуместном тут, в горах, ночью, тёмно-чернильном платьице и белом фартуке. Косы её, заплетённые белыми роскошными бантами сложены в две корзиночки , а на голове кофейного цвета берет. Она смотрит внимательно и молчит.

«Ра-два, Фредди не спит, три-четыре, он идёт за тобой ... Schools out for summer...»[8]

Я резко поворачиваюсь, девочка не исчезает, стоит в окне по пояс, хотя, я знаю наверняка, окно довольно высоко от земли. Стоит, смотрит мне в глаза и я узнаю её!

Брест, город каштанов, девятая школа, первый класс, цветы, толпа, хриплый колокольчик надрывается, и красивые дети читают с балкона глупые стихотворения ... Я неуместен и чужд на этом празднике, я такой же, как и сейчас, только маленький ... И девочка эта где-то здесь. Ей тоже одиноко и неуютно, но мы не знаем друг о друге и никогда не узнаем ...

- Привет! Ты всё такая же? И я такой же. Вот, лысый стал, толстый ... Женат, вот... Второй уж раз... А может и более…

Она молчит, взгляд её, пристальный и внимательный, больше не пугает меня, я понимаю, что так надо зачем-то и когда она исчезает, я даже не знаю, была ли она ...

Я выхожу на порч, всматриваюсь в темноту и слышу удаляющийся стук лёгких копыт косули...

Я иду сквозь тьму на звук, спускаюсь с холма сквозь небольшую рощицу и вновь вижу девочку. Она взрослее, нет бантов на голове и одета она в ночную сорочку. Она идёт по колено в воде по нашему озерцу, прямо по лунной дорожке, к виселице, откуда ни возьмись, вкопанной на противоположном берегу. На шее у неё табличка: «ПОДЖИГАТЕЛЬ». Сзади, тоже по колено в воде, идут два фашиста с деревянными автоматами на перевес, и присмотревшись, я вижу, что это никакие не фашисты, а мои одноклассники – Глеб и Геныч! Мало-помалу холодное лунное сияние начинает окружать девочку и вдруг зазвучал печальный, почти нечеловеческий голос. Слова принадлежали, безусловно, девочке, но губ при этом она не размыкала:

Как морозно!

Как светла дорога,

утренняя, как твоя судьба!

Поскорей бы!

Нет, еще немного!

От порога...

по тропинке...

до того столба...

Надо ведь еще дойти дотуда,

это значит - целый век прожить...

Жить, потом не жить - что это значит?

Видеть день, потом не видеть дня.

Отчего старуха плачет -

жаль меня?

Если мимо виселицы прямо -

там Москва,

И если очень громко крикнуть: "Мама!"

Люди смотрят.

Есть еще слова...

- Граждане,

не стойте,

не смотрите!

Я жива, и голос мой звучит,

- Бейте их, травите, жгите!

Я умру, но правда победит!

Родина!-

Тупой сапог фашиста

выбивает ящик из-под ног[9]…….

И мальчишки, заигравшись, действительно выбивают ящик из-под ног девочки. Мокрая рубашка облипает тело, подчёркивая ладность девичьей фигуры и одновременно совершенно нелепо-юный возраст: грудь едва обозначилась…

- Не надо! Не надо! Не надо!!! Что за игры? – ору я и мчусь следом на выручку. Вода расступается, и там где только что девочка шла по колено, я проваливаюсь с головой, выныриваю, отчаянно гребу…

Когда, весь мокрый, я выбираюсь на берег, там уже нет ни виселицы, ни девочки, ни фашистов-одноклассников.

Лишь неизвестная ночная птица виртуозно хохочет и резвиться в ночной пучине частолесья, да снова стук лёгких копытец удаляется, пока не стихает совсем…

Я падаю, ощупываю мокрыми пальцами камень, о который споткнулся. Он тёплый и немного светиться в ночи. Я кладу на него голову, и неожиданно выемка в камне совпадает с моей теменной костью! Я ложусь на камень, как на подушку, и смотрю ввысь на бездонное многоглазье осеннего неба, смотрю до одури, до взаимопроникновения, пока не забываюсь, и время, сжавшись, являет памяти давно пережитые события, вроде бы никчемные сегодня, но являющиеся на самом деле нитью времён, той силой, что объединяет собой различные составляющие того, что можно назвать «Я»…

….Я вновь листаю исписанные от руки страницы.

Так, так....

На чём же мы остановились?



11

Мастерство не пропьёшь! Каждый раз я говорю это себе, и каждый раз не верю! Пропьёшь, ЕЩЁ КАК ПРОПЬЁШЬ! Сколь верёвочка не вейся, но наступит последний день истины, когда ты упрёшься в собственную немочь. Если доживёшь, конечно!


В Бруклин-Бэттэри Таннел не срабатывает и-зи пасс[10]. Оказывается, в прокатных машинах тэг[11] блокируется специальной заслонкой, которую надо просто открыть перед толлом! Это мне терпеливо объясняет служащий тоннеля в униформе, похожей на ментовскую, в то время, как я обильно потею и прячу красные глаза.