Фотограф Данила Ткаченко, спаливший дома в заброшенной деревне Березово ради эффектных фотографий, - художник, ставящий проблему перед обществом, или наш российский Герострат?

Сейчас фотографу придется ответить за свою акцию - все сожженные им дома имеют хозяев. Один из них подал заявление в полицию о намеренном поджоге. Теперь имя поджигателя известно.

С ощущения легкой неправды от происходящего. До того как огненные фотографии подожженных деревенских домов завертелись на все соцсети, 28-летний Данила Ткаченко уже был успешным концептуальным фотографом. Лауреатом престижных международных премий, номинантом на премию Кандинского и даже обладателем «персоналки» в престижной швейцарской галерее Scopia. Но я, как и многие коллеги, о существовании художника Ткаченко узнала по проекту «Родина», и даже не благодаря проекту, а из-за возмущения фонда Крохино, опубликовавшего в фейсбуке пост про то, что художник поджег деревенские дома, чтобы сделать эти снимки: «Страна для этого творца не просто мертва, но и годится для любых экспериментов, какие придут в его одаренную голову».

Публикация вызвала бурную волну негодующих откликов.

Появившиеся в сети специалисты по душевным болезням назвали художника пироманом и заявляли о необходимости принудительного лечения. Публицист Егор Холмогоров вопрошал, русский ли вообще Ткаченко? Ценители русской деревянной избы интересовались, есть ли у художника дача, а не подпалить ли ее. Специалисты шумно сокрушались, что Ткаченко спалил дома с особо ценными наличниками: которые эти специалисты всю жизнь мечтали сфотографировать, да что-то им мешало.

Нельзя сказать, что все исключительно возмущались. Немало нашлось и тех, кто поддержал Ткаченко. Причем, в группе поддержки оказались не фрики и вандалы, а вполне грамотные люди, умеющие ясно и точно сформулировать свою мысль. Например, фотографы и художники. По их мнению, наша Родина в огне, и хорошо, что хоть кто-то это заметил. «Вряд ли много народу просыпается в ужасе от мысли, что где-то в поле деревня стоит нежилая. А сожженная деревня - уже вещь, которой нет... Ткаченко взял и показал зрителям ужас окончательности», - пишет Борислав Козловский.

- И самое печальное, что все набросились с проклятиями на Данилу, но никто и пальцем не ударит, чтобы поправить положение с деревнями. То есть, они как умирали, так и продолжат умирать. И это безразличие и безнадежность - тоже важнейший эффект от проекта, - добавляет фотограф Юрий Соколов.

Негодование по поводу уничтоженной старины разделили даже не все историки.

- Абсурдно обвинять художника в том, что происходит повсеместно, - говорит историк Михаил Коробко. - Мы теряем деревни с советского времени. Причем, многое уничтожается именно с помощью поджогов. Посмотрите на деревни под Питером, превращенные в коттеджные поселки. Новые хозяева сжигают старые деревянные дома и возводят на их месте кирпичные коробки... и это не последних лет веяние.

В качестве примера Коробко приводит свою последнюю находку - сожженое село Семеновское. Когда-то оно располагалось в районе улицы Вавилова, на территориях, которые теперь занимает Москва. В 60-е домики принялись активно пылать. Как свидетельствовали местные жители, приезжали пожарные, но в основном ничего не делали, только наблюдали.

- Можно ли валить на одного человека то, чем без зазрения совести грешит государство? - спрашивает историк.

Признаться, и я долгое время была на стороне Ткаченко. В конце концов, художники не раз баловались со спичками, и им за это почти ничего не было. Тарковский во время съемок «Андрея Рублева» подпалил корову. Бондарчук - целую деревню под Волгоградом, когда снимал «Они сражались за родину». Бондарчука в кощунстве никто не упрекал. Деревни пострадали за искусство.

Другой вопрос, искусство ли то, что сделал Ткаченко?

Арт-интервенция

Направление, в котором работает Данила Ткаченко можно назвать по-разному. Кому-то предпочтительнее термин «концептуальная фотография». Существует и другой - арт-интервенция или вмешательство (если совсем просто, то вполне можно сказать «порча имущества»). Как показывает история, удачная скандальная интервенция переводила имя неизвестного художника в разряд известных, модных и популярных.

Напрмер, в 1997 году Александр Бренер нарисовал на холсте Малевича зеленый знак доллара. После этого поступка вандал Бренер сильно прославился.

Ай Вэйвэй получил международную известность благодаря акту вандализма с бесценными китайскими вазами. В девяностых появилась серия фотографий «роняя вазу династии Хань». Китайский художник уронил на землю бесценный сосуд. А на другой вазе тоже бесценной написал Coca-Cola.

В 1993 году итальянский художник Пьетро Пионочелли пытался помочиться в знаменитый «писсуар» Марселя Дюшана

Где разница между искусством и хулиганством? Быть может, сумасшедший с ножом, который изрезал в клочья полотно «Иван Грозный и сын его Иван», и безумец, плеснувший кислоты на «Данаю» Рембрандта - на самом деле художники? (Кстати, в момент, когда готовился этот материал, некий человек поджег помойку в Москве. Вместе с помойкой сгорел бездомный. Чем не художественная работа?)

- Грань между хулиганством и искусством действительно очень тонка, - говорит искусствовед, галерист Винзавода Сергей Попов. - На мой взгляд, главных определяющих момента два. Первое - художник не просто выполняет свою работу, а вписывает ее в культурный контекст. В частности, дает работе свое имя. Писсуар это не просто писсуар, а работа «Фонтан» Дюшана. Поджог деревни Данилой Ткаченко - это не просто поджог деревни. Это работа «Родина», которая приобретает символическое значение.

Второе условие, по мнению эксперта - принципиальна готовность принять наказание и пострадать за свое творение. Там, где хулиганы и вандалы убегут, художник останется и понесет наказание. Так за свои проделки человек-собака Олег Кулик, считавшийся раньше просто хулиганом, не раз отсиживал по нескольку дней за решеткой. Не к ночи помянутый Павленский, прибивающий гениталии к брусчатке и поджигающий двери ФСБ, как бы не относились к его творчеству - позиционирует себя художником и не бежит от неотвратимого наказания.

Существует и третье условие. Как признают искусствоведы, вандализм в современном искусстве приемлем, но заканчивается там, где страдают интересы других людей.

Исчезнувший художник

У Данилы Ткаченко первое условие соблюдено - серия кадров со спаленной деревней на фотокарточках имеет название «Родина» и автора пожара. С остальными двумя возникли проблемы. Агрессия художника явно была направлена не на себя и ущемила интересы других людей. В частности, как выяснилось, Ткаченко уничтожил реально существующую деревню Березово Вологодской области. Причем, у якобы бесхозных домов были владельцы (читай подробнее в рубрике «НА МЕСТНОСТИ»). Существует информация и о том, что на Березове художник не остановился и жертвой пала еще и Кучепалда - уникальная северная деревня, расположенная вокруг исчезнувшего озера.

Так выглядела деревня Березово Кирилловского района Вологодской области до того, как в 2016 году художник Данила Ткаченко решил превратить ее в свой фотопроект «Родина». Фото: Вячеслав ЧИСТЯКОВ/belozerye.su

Да и с готовностью понести ответственность возникли проблемы. Художник Ткаченко исчез. На звонки не отвечает. На сообщения - тоже. Как отметила его помощница, художника ошарашило столь повышенное внимание к собственной персоне. Поэтому он ушел в глухое подполье. На неоднократные письма в Фейсбуке от «Комсомолки» деятель искусств не отвечает, хотя регулярно сидит онлайн и сообщения прочитывает.

Впрочем, сторонники Ткаченко проявляют удивительную гибкость мнений.

- То, что сделал Данила, безусловно правонарушение, - говорит фотограф Юрий Соколов. - Но судить его не нужно. С точки зрения искусства это ярко, понятно и смело. Толпа чувствует нутром, что можно вшивого интеллигента наказать, покарать и толпу это заводит. Есть правовой принцип - неотвратимость наказания за преступление. Если бы этот принцип действовал в отношении любого чиновника, уничтожающего культурно-исторические ценности, то тогда можно попытаться понять преследование Данилы. В России же такое преследование - лишь волюнтаризм.

Честно говоря, уже в этом месте у меня (да и не только) возникает неприятное чувство обмана и недоверия. Если художник так уж болеет сердцем за родную землю и его жест был жестом отчаяния - то и негоже ему прятаться, как нашкодившему мальчишке. Неудивительно, что силами самого Ткаченко, даже те, кто воспринял работу как художественный акт, начинают сомневаться и выражать недоумение его поведением. Удивляет молчание и нежелание ответить на вопрос «Зачем».

Одно-единственное интервью художник дал порталу Colta.ru. Там он не предстает таким уж интеллектуалом, ищущим смыслы и готовым вписать происходящее в некий контекст. Ключевое слово интервью - жопа. Художник произносит его чрезвычайно часто, в том числе, отмечая: «чем больше жопы, тем интереснее». Уничтоженные избы искатель новых смыслов называет говном: «Я думал так: можно копаться в этом говне или сжечь, оставить площадку, завершить этап. Сейчас другой мир, где есть интернет и опыт поколений никому не нужен».

Излишне говорить, что каждый пункт речи можно поставить под сомнение.

А зачем оно было надо

Новое слово хорошо, когда оно новое. О новаторском пути Ткаченко пели так много, что захотелось проверить его новаторство. Выяснилось, что подобные работы имели место быть несколько ранее. Можно вспомнить перформанс «Юный безбожник» Авдея Тер-Оганьяна, когда тот в 1998 году рубил топором иконы. Идея Оганяна была, в целом, похожа на идею Ткаченко про сокрушенную или какую-там Родину. Однако то ли родину недостаточно сокрушили, то ли что еще, но под напором несокрушенной и возмутившейся толпы рубщику икон пришлось поспешно свалить в Чехию.

Не нова и неоригинальна идея исполнения. Намного раньше Ткаченко фотографиями горящей избы прославился польский художник Рафал Бетлеевский. Он воспроизвел сожжение евреев, запертых в сарае в Едвабно летом 1941 года.

Работа встретила бурное обсуждение по всей Европе, но - к слову заметить - художник свой сарай построил сам. Потому что это свободная Европа, а не Россия. Там жечь чужое «говно» нельзя.

Кстати, директор музея Рублева Михаил Миндлин, в своё время выступивший в поддержку Тер-Оганьяна, в интервью «КП» высказался против работы художника Ткаченко.

- Уничтожать не принадлежащее тебе - варварство. Ткаченко должен был выкупить дома, либо построить муляжи и сжечь, соблюдая все необходимые меры безопасности, как это сделали бы художники из Европы на его месте.

По словам эксперта, разница между работами Ткаченко и Тер-Оганьяна «очевидна и колоссальна». «Рубщик икон не уничтожал иконы, он работал с символами, с копиями. В то время как Ткаченко сжег настоящие избы. И должен понести за это ответственность».

kehrer_galerie

After Danila Tkachenko s series Restricted Areas , we will be showing his new project Motherland . For this new series, the artist traveled through lost places in Russia and literally burned the symbols of the previous era to make a room for something new. Opening: November 24, 7pm at @kehrer_galerie Berlin. #spasibostudio #kehrergalerie #motherland #danilatkachenko #fire

63 отметок «Нравится»0 комментариев

Как только история с сожженными деревнями стала поводом для споров, художник Данила Ткаченко ушел в глухое подполье. Фото: facebook.com

Он поет в клозете

А вот теперь мы возвращаемся к пению в клозете. Поиск аналогов работы приводит к первоисточнику. «Смерть традиционной культуры неизбежна и хотим лишь обратить внимание на характер этой смерти при помощи осторожного вмешательства. Мы даже позволим себе немного восхищаться этой смертью, как делает герой романа Мисимы, сжигая Золотой храм». Эти слова принадлежат молодому нижегородскому художнику Вове Чернышеву. Набираю номер.

- Здравствуйте, Вова. Скажите, это вы научили Ткаченко поджигать деревни?

- Я вам все расскажу, - грустно вздыхают в Нижнем Новгороде.

Проблемой деревень Вова занялся еще в 2013 году. Коренной нижегородец, он с детства наблюдал, как родной деревянный город превращается в каменный. «Я захотел зафиксировать это превращение. Опоэтизировать процесс умирания».

Так родился проект «Заброшенная деревня». Четыре года Вова посвятил поездкам по заброшенным северным деревням, используя дома как холст для своего художественного высказывания. На одних рисовал звезды, арки и тени. Другие — обливал гудроном (таким оригинальным образом художник хотел сказать об исчезновении культуры как последствии индустриализации).

Во время одной из поездок в Чернышев познакомился с Данилой Ткаченко: «Мне нужен был напарник, с Данилой познакомил преподаватель из школы Родченко». Тогда у Ткаченко еще не было конкретного проекта. «Он помогал мне, фотографировал избы с разных ракурсов, искал свое». Не исключено, что к радикальным идеям подтолкнуло рассуждение коллеги о японском писателе Юкио Мисиме. Как признается Чернышев, уже во время поездки в деревню Кучепалду, расположенную в Архангельской области, Данила пытался сделать нечто подобное. Правда, тогда обошлось. Возвращался ли Ткаченко в Кучепалду, Владимир не знает.

Листая сайт Чернышева, натыкаешься на фотографии 2016 года, удивительно похожие на то, что мы видели в проекте «Родина»: Деревенские дома. Ночь. Огонь. Во время одной из экспедиций художник придумал снимать избы в ночи при свете факелов.

Очевидно, что до поджога самой избы — рукой подать.

Эпилог

Не берусь утверждать, но не был ли проект «Родина» плодом плагиата вкупе с недобрым взглядом? Художник без темы не прощает милости другого художника и уничтожает то, что любил и чем дышал первый. А если так, то полыхающие избы становятся не символом умирающей деревни, а иллюстрацией чего-то более приземленного. Плоского и недоброго. Вроде зависти. Так ли это? Мы приглашаем исчезнувшего художника Данилу Ткаченко к разговору.

А, чтобы быть до конца честными мы заказали искусствоведческую экспертизу члену Российско-японского делового совета, искусствоведу, культурологу и автору первой в стране монографии о Мисиме Александру Чанцеву.

«Возможно и очевидно даже, наверное, привлечь историю со сжиганием Золотого храма (Кинкакудзи) в Киото, описанную в романе Юкио Мисимы «Золотой храм», в качестве аналогии для так всколыхнувшего общество проекта «Родина» фотохудожника Данилы Ткаченко. Но стоит прежде детальнее рассмотреть смыслы обоих актов.

В романе представлена любимая тема Мисимы – красота. Прекрасное для Мисимы – это абсолют, выше всего и всех, истина в самой последней инстанции. Но при этом прекрасное – вне каких-либо законов и морали, оно – закон само по себе. Антиморальное, демоничное прекрасное у Мисимы полностью подчиняет себе человека, привязывает к себе индивидуума сильнее наркотика, заставляет служить себе. Лишенный своей воли, человек не мнит себе жизни в отдалении, вне этой зловещей красоты. Но когда сознание «очарованного путника» все же просыпается, человек пытается освободиться от рабства. Столь же радикальным средством, как радикальна в понимании Мисимы красота и ее диктат. Герои его обычно убивают либо себя – либо объект, в котором воплотилась красота. Сложное переплетение всех этих мотивов и привело в «Золотом храме» к тому, что послушник взялся за спички.

Таким образом, отсылки Д. Ткаченко, называющего своим мотивом желание избавиться от хлама и «тарковщины» былых времен («я решил расстаться с этим радикальным образом. Конечно, это по-русски: взять и на хрен сжечь», из интервью Colta), к Мисиме для меня не очень очевидны. В конце концов, радикальные жесты с использованием огня – не новость еще со времен Герострата».

КСТАТИ

Деревни умирают. По данным Росстата, ежегодно вследствие урбанизации теряется 1000 деревень. Но русские художники заняты не только сожжением имеющегося. Вспомним лесной Терем Асташево: лучший современный пример спасения деревянного памятника на негосударственные деньги. Спасали сруб Асташево плотник Антон Мальцев, ученик великого реставратора Александра Попова, человека, прочитавшего следы русского колунообразного плотницкого топора на старых памятниках и сумевшего воссоздать забытые технологии работы и инструмент.

КОММЕНТАРИЙ

Сергей Филенко, плотник, реставратор:

- В моем личном понимании, это очень по-русски: когда наступил край, посадить семью на телегу с верным топором и минимумом скарба, и подпалить избу. А после поставить дом в другом месте. Я плотник, который работает руками. Снимки Данилы разбередили меня. Беда не в том, что он поджег дома, а в том, что трудно собрать плотников, и построить новые дома. Почему у наших мастеров нет воли на это? Технически недолго и возможно собрать мастеров, и красиво построить - это был бы закольцованный проект. В этом и суть русского народного зодчества - постоянно, неостановимо воссоздавать после регулярных пожаров, ветшания...

Моя мысль - собраться нам, плотникам и завершить проект «Родина». Отстроить заново. Почему у художника хватило сил поджечь, а у нас не хвалит разве вернуть?

Валентин Курбатов, критик, писатель-«деревенщик»:

"Грех эстетизма"

- Сложный это вопрос. Почему нельзя сжечь чужую избу, которая, вроде бы никому не принадлежит. Думал я об этом. И понимаю, что нет тому юридического осуждения. Только нравственное. Многие ведь понимают, что нельзя.

А почему - как это объяснить?

Я вспоминаю «Прощание с Матерой» Распутина. Был там герой. Непутевый Петруха. Он, зная, что Матера обречена, первым торопится сжечь свой дом. И ничего плохого, вроде бы и не делает. Но с какой ненавистью вскидывается на Петруху вся деревня!

Таким Петрухой, человеком, забывшим свое настоящее имя, - оказался художник Ткаченко.

Сжечь чужую избу - это все равно что жизнь чужую сжечь. А уж если эта изба для красоты была сожжена - то грех это.

Нельзя сжечь, потому что это жизнь. Нельзя сжечь, потому что там тени великие и малые, потому что бревна напитаны страданиями человеческими, слезами материнскими, детскими плачами.

И как мог ты, художник, из предмета жизни, страдания, слез сделать предмет эффектного наслаждения?

Я старый человек (Валентину Курбатову 78 лет- Ред.). И все я понимаю про символы и про то, как, возможно, объяснять будут эти снимки. Хотел, мол, он сказать, что погибает Россия. Что сгорает оставшаяся бывшая жизнь…

Но я не принимаю таких объяснений. Для того чтобы объяснить побуждения художника - требуется сложный текст. Грех эстетизма может снять только мощная литературная подложка. Чтобы проняло меня: не ради эффектного кадра это сделано, а ради того, чтобы поняли: вот видите, что вы сделали с Родиной. Остается только сжечь ее со всеми слезами и детьми!

Но не было этой литературной подложки. А грех художника - остался.

НА МЕСТНОСТИ

«У каждого дома есть хозяева, наследники. У нас все записано!»

Иван ЧУХНИН («КП»-Вологда»)

«КП» выяснила, как к поджогам относлись жители деревни Березово

Корреспондентское дело нехитрое: надо ехать и смотреть на сожженную ради искусства деревню своими глазами. Яндекс-карты рисуют маршрут - 330 километров от Вологды до Березово Кирилловского района. Но в реальности все совсем не так, как на картинках из Интернета. Это настоящий медвежий угол, кругом леса да болота. Проехать можно, но от федеральной трассы придется пробираться на снегоходах. Да и то глубокой зимой, когда болота замерзнут. Продукты в местные села возят на пене - листе металла, который тянет за собой трактор.

- Не проедете вы. Туда только охотничьими тропами, - убивает последнюю надежду глава Чарозерского поселения, к которому относится Березово, Надежда Петухова.

По документам деревня считается жилой. Там до сих пор зарегистрирован один человек. Но 82-летний пенсионер несколько лет назад перебрался к родственникам в соседний район.

Оказалось, что фотограф Ткаченко сжег Березово во имя искусства еще летом 2016. Тогда же завели уголовное дело. Село хоть и заброшенное, летом сюда приезжают люди — те, кто родился и вырос в Березове.

- Люди жили там испокон веков! - наша собеседница уже заметно выходит из себя. - Заготавливали лес, рубили избы, бани, хлева, погреба устраивали. Все это числится в хозяйственных книгах, которые мы храним. У каждого дома есть наследники. Знаем, что в 2016 году в полицию Кириллова обратились родные кого-то из бывших жильцов. Березово - это три группы домов, одна из них полностью выгорела. Уничтожено около десятка домов. Как правило, рядом с деревенским домом находится баня, дровяник, колодец, двор для животных... Остаются только камни, на которых стояли срубы, да печи с трубами из кирпича.

Полтора года назад уголовное дело о поджоге осталось нераскрытым. Свидетелей нет, камер видеонаблюдения тем более. За деревней Березово даже участковый не закреплен - брошенные места. Теперь местные надеются, что органы возобновят расследование, раз поджигатель объявился.

источник :https://www.spb.kp.ru/daily/26771/3804793/